– Классная квартира у вас, большая, так что мы остаёмся! – радостно сообщила родня мужа

Я бросила взгляд на мужа. Пётр смахнул руки с лица, как бы извиняясь за отсутствие предупреждения. А что тут предупреждать? Родня есть родня, а в беде — тем более.
— Конечно, располагайтесь, — сказала я, стараясь скрыть растерянность за вежливой улыбкой. Однако внутри уже прокралась тревога.

Светлана, жена Антона, сразу же принялась командовать своими взрослыми детьми:
— Машенька, твои вещи — в большую комнату. Димочка, компьютер пока в гостиную поставим.
Я молча наблюдала, как наша 

квартира наполняется чужими вещами.

 Вот огромный чемодан перегородил коридор, коробки встали вдоль стены, а сумки с косметикой оккупировали полку в ванной. А на кухне… Боже, сколько кастрюль!

— Лидочка, я тут немного по-своему расставлю, ты не против? — Светлана, заглядывая в шкафчики, начала расставлять посуду, словно это была её кухня. — У меня есть свой метод организации пространства.

«Это временно», — повторяла я себе, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы освободить место в холодильнике. «Всего пару недель…»

Вечером, когда все наконец уснули, мы с Петром лежали в постели, и я чувствовала этот непривычный для нас шум — из гостиной доносился телевизор, Дима что-то смотрел.

— Петь, — шепнула я, — может, стоило их предупредить, что у нас тут режим? Мы же рано встаём…

— Брось, Лид. Они не дети, сами поймут, что и как. К тому же это ненадолго.

Я повернулась на бок, не находя удобной позы, и пыталась уснуть под звуки чужого телевизора. В голове постоянно вертелось одно слово: «Ненадолго ли?»

Утро началось на два часа позже, чем обычно. Светлана хозяйничала на кухне, напевая какую-то песенку. Мой фарфоровый чайник, который я так любила, был задвинут в дальний угол, а на его месте красовался электрический термопот.

— Доброе утро! — пропела Светлана, как если бы это был её дом. — Я тут немного прибралась. Твоя посуда такая… старомодная. Я свою достала, она практичнее.

Я молча налила себе кофе, взяв чашку, которая ещё оставалась на привычном месте. Впервые за многие годы мне показалось, что я оказалась чужой на своей кухне.

— Кстати, — как бы между прочим заметила Светлана, — мы с Антоном подумали… Раз уж квартира у вас такая просторная, может, нам и не стоит торопиться с поисками? Мы могли бы помочь с коммуналкой…

Чашка в моей руке замерла на полпути к губам. «Пока не торопиться?» Это как понять?

— Светлана, но вы же говорили…

— Ой, Лидочка, ну что ты так напряглась? — она махнула рукой, как будто что-то незначительное. — Мы же семья! Нам удобно, и 

квартира у вас большая,

так что мы остаёмся!

Она произнесла это с такой лёгкостью, будто заявляла о каком-то незначительном изменении, а я стояла, не находя слов, и смотрела, как она с радостной уверенностью раскладывает по полкам свои травяные чаи, заполняя последнее свободное место в шкафу.

Дни тянулись, как вязкий кисель. Каждое утро я просыпалась с надеждой, что это всё — лишь дурной сон. Но реальность не оставляла мне шансов. То шум фена в ванной, когда Маша собиралась на работу, то громкие разговоры на кухне до полуночи, то запах чужих духов, проникающий в коридор.

Но настоящий удар пришёл через неделю, после того самого разговора на кухне. Я вернулась с работы пораньше и замерла на пороге гостиной. Мой любимый книжный шкаф, тот, который мы с Петром купили на нашу первую годовщину, был отодвинут в угол. На его месте стояло что-то громоздкое, тёмное, с резными завитушками.

— Нравится? — Антон появился, сияя от гордости. — Это наш фамильный шкаф, ещё от бабушки остался. Светка давно говорила, что он здесь лучше будет смотреться. А ваш… ну, его можно в спальню перенести. Или на дачу увезти.

Я стояла и смотрела на этого чужого человека, который так просто решил распорядиться частью моей жизни. Внутри поднималась волна — не столько гнева, сколько какого-то первобытного протеста.

— Антон, — мой голос дрожал, — верни всё как было. Сейчас же.

— Лида, ну что ты как маленькая? — он покровительственно похлопал меня по плечу. 

— Мы же теперь вместе живём, 

надо учиться уступать. К тому же наш шкаф правда красивее, сама посмотри…

Я не стала слушать дальше. Развернулась и пошла на кухню — туда, где ещё можно было спрятаться. Но и там меня ждал сюрприз: Светлана готовила пельмени. Вся кухня была в муке, тесто раскатано прямо на столе, а моя кухонная машина, которую я берегла, как зеницу ока, надрывно гудела, перемалывая мясо.

— Лидочка! — радостно воскликнула Светлана. — Как хорошо, что ты пришла! Будешь лепить с нами? Маша, подвинься, дай тёте место!

Маша, вся в муке, с небрежно собранными в пучок волосами, сидела за столом и пыталась сделать пельмени. Рядом высилась гора кривобоких изделий.

— Мам, у меня опять не получается, — жаловалась она. — Может, правда купим в магазине?

— Что значит «в магазине»? — всплеснула руками Светлана. — У нас в семье всегда пельмени сами лепили! Вот, смотри, как надо…

«В семье»… В чьей семье? Когда это мы стали одной семьёй?

Вечером, когда все уснули, я попыталась поговорить с Петром. Мы лежали в постели, и я собрала всё своё мужество.

— Петя, так больше не может продолжаться. Они… они захватывают нашу квартиру. Нашу жизнь.

— Лид, ну что ты драматизируешь? — он зевнул, не отрывая глаз от телефона. — Подумаешь, шкаф переставили. Зато готовят вкусно, а за квартиру обещали платить…

— Дело не в деньгах! — я резко села на кровати, глядя на него с отчаянием. — Неужели ты не видишь? Они не собираются уезжать. Никогда. Они уже считают эту квартиру своей.

— Ну и что? — он, наконец, оторвался от экрана и посмотрел на меня. — Это же моя семья, Лид. Не могу я их выгнать.

— А я? Я не твоя семья?

В этот момент в дверь постучали. Не дождавшись ответа, в комнату просунула голову Маша:

— Ой, вы не спите? А у нас там с ребятами онлайн-турнир намечается, можно я ночью в интернет поиграю? Я тихонечко…

Я молча накрылась одеялом с головой. В конце концов, это уже не моя квартира. И, похоже, не моя жизнь.

В то утро я проснулась с твёрдым решением. Три месяца — это достаточно, чтобы понять: само собой ничего не изменится. Я смотрела в зеркало на своё осунувшееся лицо и не узнавала себя. Где та уверенная женщина, которая всегда знала, чего хочет? Та, которая построила свой дом, свою жизнь?

Последней каплей стало даже не очередное «улучшение» от Светланы. Вчера я случайно услышала их разговор с Антоном на кухне:

— …а летом можно будет и ремонт затеять, — говорила она. — Эти обои, честное слово, такие старомодные. И вообще, если объединить гостиную с маленькой комнатой…

— Да, дорогая, — благодушно отвечал Антон. — Только надо бы с Петькой обсудить. Всё-таки формально квартира его…

«Формально». Это слово било набатом у меня в ушах всю ночь.

— Петя, — я присела на край кровати, где муж неторопливо надевал носки. — Нам надо поговорить.

— Опять? — он вздохнул. — Лид, ну сколько можно…

— Сколько можно — вот именно об этом я и хочу поговорить, — сказала я, и впервые за долгое время почувствовала, как внутри поднимается не раздражение, а спокойная решимость. — Посмотри на меня, пожалуйста.

Он неохотно поднял глаза.

— Я подала заявление на отпуск. На следующей неделе уеду к сестре в Воронеж.

— Что? — он наконец-то посмотрел на меня по-настоящему. — Зачем?

— Потому что я больше не могу жить в общежитии. Потому что это не мой дом. Потому что каждый день я чувствую себя гостем в собственной квартире.

— Лида…

— Нет, дослушай. Я уеду на месяц. За это время тебе нужно решить: мы с тобой 

— семья или нет?

 Если да — ты должен поговорить с братом. Они должны съехать. Если нет — я подаю на развод.

Он побледнел:

— Ты… ты это серьёзно?

— Абсолютно. Двадцать лет я строила этот дом. Наш дом. А теперь я в нём — никто. Пришлые люди командуют, где что поставить, что выбросить, что перестроить. И ты… ты просто смотришь и молчишь.

— Но они же…

— Семья? — я горько усмехнулась. — А я кто, Петя? Кто я для тебя?

В дверь постучали — как всегда, без предупреждения и без паузы перед тем, как войти.

— Доброе утро! — Светлана сияла. — О, вы ещё не завтракали? А я тут решила блинчики испечь. Пойдёмте, пока горячие…

— Нет.

Моё «нет» прозвучало так неожиданно твёрдо, что она замерла на пороге.

— Что?

— Я сказала — нет. Мы с мужем разговариваем. Закройте, пожалуйста, дверь. С той стороны.

Светлана ахнула:

— Как ты со мной разговариваешь? Петя, ты слышишь?

Я перевела взгляд на мужа. Он сидел, опустив голову, и молчал. В этой тишине я вдруг отчётливо поняла: вот он, момент истины. Сейчас решается всё.

— Петя? — в голосе Светланы зазвенели слёзы. — Скажи ей! Мы же семья!

И тут произошло чудо. Мой муж, мой молчаливый, избегающий конфликтов Петя, поднял голову и тихо, но твёрдо произнёс:

— Света, выйди, пожалуйста. Нам действительно надо поговорить. Сначала с женой, а потом… потом со всеми вами.

Следующая неделя превратилась в холодную войну. Светлана демонстративно не разговаривала со мной, Антон бросал хмурые взгляды, а дети старались лишний раз не попадаться на глаза. Но я чувствовала небывалую лёгкость — будто камень с души упал. Впервые за долгие месяцы я спала спокойно.

Пётр удивил меня. После нашего разговора он словно очнулся от спячки. Вечером того же дня он запер нас с братом в своём кабинете. Я не знаю, о чём они говорили — слышала только приглушённые голоса, иногда переходящие на крик. Но когда они вышли, Антон выглядел непривычно серьёзным.
— Две недели, — сказал он за общим ужином, глядя в тарелку. — Мы найдём квартиру за две недели.

Светлана вскочила, звеня вилкой о тарелку:
— Что значит «найдём квартиру»? А как же… Мы же договорились! Петя, ты не можешь…

— Могу, Света, — тихо ответил мой муж. — И должен. Потому что есть разница между «помочь в беде» и «сесть на шею». Вы злоупотребили нашим гостеприимством.

— Значит, эта… — она ткнула пальцем в мою сторону, — эта тебя настроила! Против родной крови!

— Лида — моя жена, — в голосе Петра появилась сталь. — И это наш дом. Был и будет нашим. А вы… вы просто забыли, что в гостях надо вести себя как гости.

Маша вдруг всхлипнула:
— Мам, пап, а я ведь говорила… Говорила, что нехорошо так. Что надо было искать квартиру, а не…

— Молчи! — оборвала её Светлана. — Ты ещё маленькая, ничего не понимаешь…

— Не маленькая, — тихо сказала Маша. — И всё понимаю. Тётя Лида нас приютила, а мы… мы вели себя как…

Она не договорила, выбежала из-за стола. Дима молча встал и пошёл за сестрой.

Через двенадцать дней они съехали.

Я стояла в пустой гостиной, глядя на следы от ножек «фамильного» шкафа на паркете. Мы с Петром только что вернули на место наш книжный шкаф, и я расставляла книги по полкам.

— Знаешь, — сказал вдруг муж, обнимая меня сзади за плечи, — я должен попросить у тебя прощения.

— За что?

— За то, что не понимал. Не видел. Не защищал. Ты… ты ведь правда могла уехать?

Я помолчала, перебирая корешки книг.

— Могла, — наконец ответила я. — Наверное. Не знаю. Но я рада, что не пришлось.

Он крепче обнял меня:
— Я тоже рад. И… спасибо.

— За что?

— За урок. Ты научила меня важной вещи: иногда любить — значит уметь сказать «нет». Даже родным людям. Особенно родным людям.

Вечером я заварила чай в своём любимом фарфоровом чайнике. Мы сидели в нашей уютной кухне, пили чай с лимоном, и я чувствовала, как внутри разливается тепло. Тепло дома, который снова стал по-настоящему нашим.

Из прихожей донёсся звонок телефона. Пётр поднял трубку, послушал и протянул её мне:
— Это Маша. Хочет с тобой поговорить.

Я взяла трубку:
— Да, Машенька?

Конец.