Художественные рассказы, от которых сходят с ума.
— «Семья — это якорь!» — Но что, если этот якорь начинает тянуть на дно?
08.01.2025 1 0 KenT

— «Семья — это якорь!» — Но что, если этот якорь начинает тянуть на дно?

Драмы
Телефон звонил так отчаянно и безжалостно, что Арина Сергеевна невольно подумала о старой чайке, застрявшей в сетях. Он вибрировал на столе, словно судорожно дышал, а экран мерцал до боли знакомым именем. «Танюша».
Арина Сергеевна закрыла глаза, пытаясь отгородиться от этого мира, где вечные требования и упрёки — как несмываемая пыль на полках. Ещё немного тишины, всего пара минут, и она сможет снова погрузиться в роман, где люди любили, страдали, но точно не терзали друг друга вопросами.
— Мам, ты где? Опять в своих книжках?

Сквозь динамик донёсся Танин голос — быстрый, требовательный, как всегда. Арина Сергеевна устало убрала закладку.

— Танюш, что случилось? — спросила она, прекрасно зная ответ.

— Сегодня же вечер с детьми! Ты обещала!

Слово «обещала» прозвучало, как удар по стеклу. Она действительно обещала. Но кому? Себе или дочери, которая привыкла, что мать всегда рядом? Внутри всё протестовало против этого вечера. Единственное, чего она хотела, — это тишина и книга, как лекарство от будничного шума. Но разве такое позволительно?

Через два часа, волоча ноги, Арина Сергеевна всё-таки подошла к дому Тани. Сердце глухо билось в ритме несбывшихся надежд. Её встретили детские крики, звонкий смех и запах каши, смешанный с резкими духами Тани.

— Мамочка, ты чудо! — щебетала дочь, поправляя причёску. — Мы через пару часов вернёмся, да?

— Татьяна! Мы договаривались — девять вечера, — сказала Арина Сергеевна.

Но её слова утонули в Танином торопливом «Ну ма-а-ам!» Дверь захлопнулась, оставив бабушку наедине с радостными внуками.

Когда Игорёк обнял её за шею, а близняшки залились счастливым смехом, Арина Сергеевна вдруг поняла: «семья — это якорь, который держит нас даже в самых бурных водах». И от этого в душе стало чуть легче.

Вечер тянулся, как старая резинка на детских брюках — всё никак не порвётся, но и держать больше не может. Игры, сказки, ужин, снова игры, а потом попытки уложить разбушевавшихся внуков, которые вели себя так, будто ночь — это их время для приключений. Арина Сергеевна устала до дрожи в руках, но продолжала выполнять обещанное.

Часы на кухне предательски пробили одиннадцать, потом полночь, но дверь не открывалась. Внуки наконец-то уснули, разбросав руки и ноги, словно маленькие завоеватели в своих кроватках. Арина Сергеевна сидела на кухне, прислонившись к спинке стула. Она смотрела на стол, где ещё дымилась её холодная чашка чая, и думала о том, как снова согласилась.

«Границы для неё словно размывались каждый раз, когда звучало слово „помоги“." Это было в её характере — уступать, чтобы всем стало легче, всем, кроме неё самой.

Когда замок в прихожей щёлкнул ближе к часу ночи, она услышала знакомый шелест Таниных каблуков.

— Мамочка, ты моя спасительница! — В голосе дочери была такая радость, будто весь её мир только что обрел гармонию. Щёки пылали, глаза сияли. Саша выглядел чуть менее эмоционально, но тоже улыбнулся в своей привычной, лениво-довольной манере.

Арина Сергеевна поднялась, держась за край стола, и взглянула на них. У неё уже не было сил даже на упрёки, но внутри всё бурлило.

— Как там спектакль? — спросила она так, будто говорила не с дочерью, а с незнакомкой.

— Ой, чудесно! — Татьяна засмеялась и махнула рукой. — Мам, ты не представляешь, как нам было нужно это небольшое приключение!

Арина Сергеевна молча поставила свою чашку в раковину.

— Небольшое? — наконец заговорила она, всё-таки не выдержав. — Таня, вы понимаете, что вы ушли в шесть, а вернулись в час ночи?

— Ну, ма-ам, — Татьяна сделала виноватое лицо, — всё же нормально, правда? Внуки с тобой обожают быть!

Саша, не глядя на неё, снял пальто и равнодушно заметил:

— Арина Сергеевна, вы просто не умеете расслабляться.

Она застыла, словно окатили ледяной водой.

«Семейные обязательства, которые перестают быть взаимными, начинают давить сильнее любых слов.» Эта мысль ударила её так резко, что она повернулась к ним спиной, пытаясь скрыть слёзы.

— Всё, я ухожу! — Арина Сергеевна схватила сумочку и, поспешно натягивая туфли, оглянулась на часы. В голове металась последняя мысль: «Скорее домой, в тишину.»

— Давайте вас подвезём, — Саша, качнувшись, направился в её сторону, не в силах скрыть тяжесть своего настроения.

— Подвезти?! С твоим-то состоянием… — прошептала Арина Сергеевна сквозь зубы, кидая взгляд на его шаткую походку. — Ещё чего!

— Пока, мамуль! — крикнула Таня через плечо, не утруждая себя мыслью о том, что можно было бы заказать такси для её матери в столь поздний час.

Когда дверь захлопнулась, Арина Сергеевна едва сдержала желание стукнуть по стене. Но не в этот раз. Внуки спят. Они — единственные, кто не виноват. И это не могло стать причиной для срыва.

Следующие дни тянулись, как густой, неподвижный воздух. Таня не звонила. Молчание, как тяжёлое покрывало, укутывало её, не давая дышать. Арина Сергеевна, гордая и уставшая, отказалась быть первой, кто нарушит эту тишину. Она погрузилась в свою жизнь — в бесконечные встречи с подругами, в страницы любимых книг, в неспешные прогулки, когда можно было подумать о чём-то важном. И, если честно, она была довольна этим уединением.

Но судьба, как всегда, играла свои игры. Когда телефон вновь раздался, не оставив надежды на долгожданную тишину, Арина Сергеевна взглянула на экран. Знакомое имя — «Танюша». Она усмехнулась, будто зная, что этот момент был неминуем. Как по расписанию. Сколько раз уже было так? Она позволила телефону пропищать несколько гудков, наслаждаясь этим мгновением, прежде чем ответить.

— Мамулечка, привет! — прозвучал в трубке её медовый, почти беспечный голос. — Как ты? Как поживаешь?

«Вот она, извечная манипуляция,» — подумала Арина Сергеевна, стараясь не выдать своей усталости.

— Живу, поживаю. А что у вас? Дети как? — спросила она, скрывая раздражение.

— Да вот… Игорёк немного температурит, но в целом… — Таня замолчала, словно подбирая слова. Каждое её слово было шагом по минному полю.

— Мам, ты ведь тогда обиделась, да? — выдохнула Таня, словно подводя её к самому главному. — Мы чуть-чуть задержались… Ты же понимаешь, молодость, редкие выходы в свет…

«Какая ирония,» — мелькнуло в голове у Арины Сергеевны. Она не сдержала сарказма, позволяя выплеснуться всему накопившемуся.

— О да! — её голос был сухим и резким. — Такие редкие выходы, что прямо каждый месяц! Уж кому, как не мне, знать. Я ведь ваша персональная нянька, верно?

— Так, значит… придёшь? — с надеждой в голосе спросила Таня.

— Нет.

И вот она, тишина, тяжёлая и оглушительная, как ударный вихрь.

— Что? Погоди, погоди… Как это — нет?! — голос дочери взвился, лишённый всякой уверенности. — Тебе что, сложно? Ты всё равно дома сидишь!

В ответ на этот выплеск раздражения Арина Сергеевна не смогла скрыть ледяного оттенка в голосе.

— Вот как? — она произнесла это так, будто перед ней стояла маленькая девочка, которая не понимает, что её желания — это не всё на свете. — А может, у меня свои планы?

— Ну ма-а-ам! Всего пару часиков…

— Пару часиков?! — теперь её голос стал твёрдым, как острие ножа. — Как в прошлый раз — восемь часов вместо двух?! А потом, ночью, в моём возрасте, одна через весь район! И ни такси, ни звонка — дошла ли я живой? Вот такая у меня заботливая доченька…

Тишина снова повисла в воздухе, но уже не та, что прежде. Теперь она была наполнена иронией, горечью и неудовлетворённостью.

В трубке повисла тягучая тишина. Таня словно искала нужные слова, осторожно, как если бы они могли разлететься, едва коснувшись её губ.

— Мам… насчёт такси… — наконец пробормотала она, её голос был мягким, но в нём скрывался напряжённый, почти беспомощный оттенок. — Я правда виновата. Просто мы немного выпили… захотелось побыть вдвоём…

— Ах, романтики! — горько усмехнулась Арина Сергеевна, ощущая, как каждый звук её смеха вырывается изнутри, как укол. — А про мать — старушку — и думать забыли?

— Ну я же извиняюсь! — в голосе дочери начали звучать капризные нотки, как будто её всё же задело это замечание. — Ты же рядом живёшь. Нормально дошла, правда?

«Скорее домой, в тишину, » — мысленно помолилась Арина Сергеевна, чувствуя, как её слова, даже не произнесённые, начинают набивать горло.

— Неужели только сейчас стало интересно? Через неделю? — она наконец заставила себя выдохнуть, не обращая внимания на ту боль, что сжала её грудь.

— Да, дошла. Но ты подумай своей головой — каково это: пожилой женщине одной, в темноте, по пустым улицам?

— Брось, мам! Это молоденьким девушкам опасно…

— Ох, Танюша, Танюша! — Арина Сергеевна вскочила с места, как будто хотела на неё накричать, но потом сдержалась, откашлявшись. — А если бы мне плохо стало? Если бы я споткнулась? Ты же знаешь, что грабители тоже не особо разборчивы!

— Мамочка, я же извинилась… — голос дочери стал мягким, почти лукавым. — Так ты придёшь? Фильм такой классный вышел! А с детьми в кино — сама знаешь…

— Господи, да ты меня вообще слышишь?! — Арина Сергеевна не выдержала и, закатив глаза, выпалила это на одном дыхании.

— Конечно! А что ещё надо — то?

— Покоя! — сорвалось с её уст. — Тишины! И никаких чужих детей!

— Каких чужих?! — Таня, как обычно, возмутилась, но её голос звучал уже не так уверенно. — Это же твои внуки!

— Я помню! И люблю их… на расстоянии. Хватит с меня — вас с братом вырастила! — она сжала кулак, отодвигая от себя невыносимую тяжесть.

В ответ раздалось сдержанное, обиженное сопение дочери.

— Прям как каторга какая-то! Я вот троих тяну — и ничего!

— У тебя муж есть! — в голосе Арины Сергеевны зазвенела старая боль. — А я одна вас тянула, без всякой помощи… — она глубоко вздохнула, чувствуя, как в груди что-то сдавливает. — Раз уж так хорошо справляешься — флаг тебе в руки! Только теперь без меня.

Не дождавшись дальнейших слов, Арина Сергеевна решительно нажала «отбой». Молчание, нависшее после этого, было странным, как тяжёлое облако, которое вот-вот должно разорваться. И, знаете, ей стало легче. Настолько легче, что она почувствовала, как с плеч, словно тяжёлый рюкзак, соскользнула лишняя ноша. Может, это была маленькая месть — за тот бесконечный вечер, за все бесконечные вечера, которые она потратила на других. Но разве она многого просила? Просто уважения. Элементарных договорённостей, которые, казалось, были для всех, но не для неё.

«Перезвонит — поговорим спокойно,» — подумала она, глядя на телефон, который, казалось, замер в ожидании. В конце концов, внуков она действительно любила. И посидеть с ними — не проблема. Но по-человечески! По договорённости! А не как в прошлый раз…

Минуты тянулись долго, как смола, как патока. Пять… десять… пятнадцать… Телефон молчал. Гордая Танюшка, похоже, решила, что не стоит унижаться до уговоров. Что ж, её право!

Арина Сергеевна тряхнула головой, пытаясь отогнать тяжёлые мысли. Нет уж! Хватит быть вечно доступной и удобной бабушкой. Пора преподать дочери урок — простой, но важный: уважение нужно заслужить. И дело здесь даже не в том, что у Тани трое детей. Дело в том, что для этого нужно иметь элементарную порядочность.

«Пусть учится ценить чужое время и держать слово», — подумала она, решительно защёлкивая сумочку. Жизнь продолжается. И у неё, между прочим, тоже есть свои планы на этот день.

Время шло, и дни становились похожими друг на друга. Арина Сергеевна продолжала жить своей жизнью — размеренной, но полной маленьких радостей и горестей. Она больше не теряла драгоценного времени на обиды и злость. Внуки были её гордостью, но ей уже не хотелось быть для них просто удобной нянькой, которая всегда под рукой. В жизни было что-то большее, чем забота о других. И хотя она всё так же любила своих детей и внуков, между ними возникла невидимая, но прочная грань, которую она решила не пересекать.

Таня пыталась восстановить отношения, периодически звонила, но её звонки становились всё более редкими, как если бы она осознавала, что не всё так просто. Арина Сергеевна уже не ждала с нетерпением её слов, не пыталась предугадать её настроение, не была той, кто всегда на связи. Это был её выбор. Тот момент, когда ты понимаешь, что ради своих принципов можно отказаться от многого, но зато сохранить спокойствие и душевное равновесие.

Дни теперь проходили по-своему. Вечерами она читала книги, которые раньше откладывала на потом. С друзьями иногда собирались на чашечку чая, обсуждая старые фильмы и вспоминая молодость. Эти встречи приносили радость, спокойствие, даже если они были короткими. Улыбки, тёплые слова, но главное — понимание, что ты сам строишь свою жизнь, и никто, кроме тебя, не может её испортить.

Телефон теперь чаще молчал, но Арина Сергеевна перестала переживать. Она всё меньше обращала внимание на тревогу, которая раньше поднималась в груди, когда она не получала звонков от детей. Этот страх одиночества, от которого все так часто пытаются убежать, постепенно отступал. Арина Сергеевна понимала: жизнь — это не череда обязанностей, не борьба за внимание, а возможность быть собой и ценить моменты настоящего.

И вот однажды, в воскресный полдень, когда свет наполнил комнату мягким солнечным светом, и за окном было слышно щебетание птиц, Таня пришла. Без звонков и напоминаний, как бы случайно, с корзинкой фруктов, с мягким, немного смущённым выражением лица. Она прошла в комнату, села на диван, рядом с матерью. Минуты тянулись в тишине, и Арина Сергеевна чувствовала, как за эти несколько мгновений между ними многое изменилось.

— Мам, прости меня, — наконец сказала Таня, опуская голову. — Я не думала, что всё так получится… Арина Сергеевна молча взяла её за руку, взгляд её был спокойным. Она ничего не говорила, потому что знала: иногда слова лишни. Важнее было то, что стояло за ними — искренность и желание понять друг друга. Время, как и жизнь, проходило сквозь их отношения, но теперь оно не стало врагом. Оно стало мостом, который мог соединить всё, что когда-то казалось утраченным.
Таня не спешила уходить. Она села рядом, и мать поняла, что, возможно, всё же нужно было оставить место для этой тишины, которая приносила понимание. И хоть многое уже не вернётся, как прежде, важно было то, что их сердца снова встретились.
Жизнь продолжалась. И Арина Сергеевна больше не чувствовала, что она в одиночестве.

Конец.

— Я видела его с другой бабой в ресторане! — сказала она с горечью. — Я видела его с другой бабой в
Ольга сжала зубы, зажмурилась, стараясь не позволить этим ощущениям овладеть собой. Андрей разделся, лёг рядом, и через несколько минут его дыхание
— Мы уходим! — Отлично. Дверь вон там. — Мы уходим! — Отлично. Дверь вон там.
Но старые обиды, конечно, не забываются так просто. Весь год Марина иногда ловила себя на том, что возвращается мыслями к тому разговору с сестрой.
– Давай, накрывай на стол, мы приехали! – заявила свекровь, не скрывая своей уверенности – Давай, накрывай на стол, мы приехали!
Духота летнего вечера становилась почти невыносимой. Я открыла окно, впуская в комнату немного свежего воздуха, и на мгновение закрыла глаза,
– Ты уходишь к другой, а твоя мамаша хочет отсудить мою квартиру? – спросила я мужа, не веря в происходящее – Ты уходишь к другой, а твоя мамаша
Зал суда оказался меньше, чем я представляла. Несколько рядов деревянных скамей, строгие серые стены, герб над судейским столом. Я сидела прямо,
— Сережки, которые так и не подарил Коля! — Любовь, разочарование и ночные выборы — Сережки, которые так и не подарил
Мама не отвечала. То ли в компании, то ли уже давно спала. А Лиза сидела в машине, беспокойно следя за стрелкой датчика топлива. И вот здесь она
— Всё! Хватит! Валите отсюда! — когда всё достало до предела! — Всё! Хватит! Валите отсюда! — когда
Её руки крепко обхватили плечи, словно она пыталась удержать себя на плаву в этом зыбком моменте. Максим посмотрел на неё, как будто надеясь найти в
Комментарии (0)
Добавить комментарий
Прокомментировать